Я, как правило, дремал, сидя за столом около порученного мне аппарата, опустив голову на стол и держа ноги на планке, соединявшей ножки стола на некотором расстоянии от пола. Не прошло и пары ночей, как я был разбужен непонятным криком и суетой. Я спросонья вскочил и успел одной ногой наступить на пол. И тут же понял, что пол почти на планку залит горячей жидкостью - как оказалось, крепким раствором бисульфита натрия с температурой около 100°С. Меня срочно отправили в медпункт, провели необходимую обработку ноги, перебинтовали и на "скорой помощи" отправили домой. Почти всю практику я пролежал в постели с волдырем, полностью покрывшим всю поверхность левой ступни. Однокурсники принесли мне конспекты того небольшого числа лекций, которые были прочтены во время практики и содержали описание проводимых в цеху несложных органических реакций и схемы их технологического оформления. Изучение всего этого потребовало максимум полдня, так что я без тени сомнений явился к Ворожцову сдавать зачет. Принял он меня чрезвычайно холодно. Я, конечно же, его подвел. Мое купание в горячем бисульфите, естественно, было квалифицировано как несчастный случай на производстве с потерей трудоспособности, цех лишили переходящего Красного Знамени, а, вероятно, и связанного с этим премирования, так что мой поступок сильно охладил и без того очень умеренное желание руководства цеха брать студентов на практику. Поэтому зачет у меня принимали с пристрастием. Однако, к глубокому удивлению Николая Николаевича, ни на одном вопросе подловить меня ему не удалось. Когда он понял бесперспективность дальнейшего опроса, он сказал: "Все равно, поскольку Вами совершено грубое нарушение дисциплины, поставить вам пять я не могу. Ограничитесь четверкой". Для меня это было определенным наказанием, так как это была единственная четверка во время моего обучения в вузе. [1]

Ему нужны были не исполнители, а одаренные, творческие личности с высокими моральными качествами». Однако Николай Николаевич не обижался, если человек, дав согласие, затем по различным причинам менял решение и отказывался уезжать. Более того, он всегда оказывал поддержку своим ученикам, независимо от того, последовали они за ним в Сибирь или остались в Москве. [2]